Третий всадник мрака - Страница 71

– Фу, какие мы противные! Готовимся к конкурсу зануд? – поморщилась Улита. – И вообще надоел мне твой мотоцикл! Ты кого больше любишь: меня или свою железку?

Вместо ответа Эссиорх нежно погладил мотоцикл по седлу.

– Лучше б я не спрашивала! Ты что, соврать не мог? – вздохнула Улита.

– Нам врать не положено! – важно отвечал хранитель.

Они стояли возле ресторанчика быстрого обслуживания «Общий Питт» и ждали, пока к ним присоединятся Даф с Мефодием и Мошкин с Натой. Им пришлось поехать на метро, так как мотоцикл, по заявлению Эссиорха, был не резиновый. Таков был приказ Арея – покинуть резиденцию мрака и не появляться там как можно дольше. Сам Арей с мечом наголо караулил вход в подвал. Он поклялся, что зарубит первого, кто попытается туда сунуться. Тогда Улита и додумалась вызвать Эссиорха. Она никогда не отказывалась от возможности весело провести вечерок.

Наконец появилась и недостающая четверка. Мефодий шел с Даф, а Мошкин с Натой. Дафна нет-нет, да посматривала на Нату с беспокойством. Пока они добирались в метро, та не теряла времени даром. Мошкин был уже приручен как комнатная собачка. И это при том, что Ната пока великодушно не использовала против него магию, а прибегала лишь к наработкам личного очарования. Таких наработок у нее было немало: быстрое прикосновение, мимолетная улыбка и, наконец, игра «холодно—горячо». Суть этой завлекательной и смертоносной игры состояла в том, что Ната то приближала Мошкина к себе, даря ему столько нежного внимания, что того заклинивало от собственной значимости, то внезапно полностью переставала обращать на него внимание, так, что Евгеша ничего не понимал и вертелся на месте, как флюгер.

Даф ощущала, что Мефодий заинтересован. Хотя он как будто не смотрел на Нату, на вопросы Дафны отвечал невпопад, а один раз она заметила, что он разглядывает отражение Наты в стекле вагона.

«Сравнивает! – подумала она с досадой. – Меня с ней!»

Она испытала большое желание достать флейту и сделать так, чтобы Вихрова вышла из вагона прямо посреди тоннеля, с дождем осколков. Мак, спрятанный в кармане, обжег ей бедро предупреждающим жаром. Дафне захотелось посмотреть, какого он стал цвета, но усилием воли заставила себя остановиться.

Депресняк дружелюбно замурлыкал и потерся шершавой мордочкой о ее щеку. Приливы нежности у этого хмурика случались так редко, что Даф оттаяла, и настроение у нее улучшилось. К моменту, когда они присоединились к Эссиорху и Улите, оно было уже таким хорошим, что, заметив, как ее хранитель рассеянно разглядывает висящее над стойкой меню, она задиристо шепнула ему:

– Что? Снова без денег? Ищешь неудачливую куриную ногу и неудачливый стакан кофе?

Эссиорх кивнул.

– И как?

– Не все так плохо. Видишь ту брюнетку?

– Нервную такую? В красном?

– Угу. Брюнетки обожают красное… Но не в том дело. Не далее как позавчера она сказала подруге: Варя, будь я проклята, если хоть раз поем после шести. А сейчас знаешь сколько времени?

– Без двух минут шесть, – сказала Даф, посмотрев на часы над входом.

– Точно. Ровно через две минуты я лишу эту дамочку всех тарелок, которые она сейчас ставит на поднос. Согласен, это сурово, но другого выхода нет. Уверен, комиссионеры уже взяли ее клятву на карандаш! – сказал Эссиорх и, как католический патер, возвел глаза к потолку.

– Да. С такой хваткой ты голодным не останешься! – сказала Дафна, с жалостью глядя на брюнетку, которая, стоя уже у кассы, в превкушении ужина вооружалась вилкой, ложкой и ножом.

– Какой нынче курс на битых? – ревниво спросила Улита, заметив, что Эссиорх и Даф о чем-то шепчутся.

– Чего? – не понял Эссиорх.

– Раньше вот было: за одного битого – двух небитых дают! А сейчас?

– А сейчас не дают. Дуэли запрещены, оружие тоже, и Лермонтов с Мартыновым разрулили бы вопрос парой затрещин, – сказала Даф.

Мошкин, стоявший в очереди первым, тем временем уже донимал девушку у кассы.

– Я картофель фри не хочу? Нет? И пирожка с вишней не хочу? И вы тоже не хотите? А если я вас угощу?

Девушка вежливо улыбалась. У Дафны внезапно создалось впечатление, что Мошкин совсем не такой нерешительный тюфяк, каким хочет казаться. Это у него такая защитно-провоцирующая поведенческая модель. Типа «я бедный несчастный тигр, у которого нет сил. Подойди ко мне, овечка! Я не боюсь тебя, нет? Спасибо, овечка!.. А я завтракал сегодня, ты не видела?»

Вскоре они уже сидели за длинным столиком. Ната, как показалось Даф, специально уселась так, чтобы оказаться напротив Мефодия. Окончательно прирученного Мошкина она тоже, впрочем, держала в поле зрения.

«Все правильно! Контроль и учет!» – подумала Даф.

Депресняк с ее плеча куда-то исчез, и у нее было сильное подозрение, что он пробрался на кухню. Пока Даф размышляла, каким образом его оттуда выкурить, за ее спиной послышались шум и крики.

В другом конце «Общего Питта» уже знакомая ей нервная брюнетка била сумочкой плешивого молодого мужчину, заподозрив его в похищении тарелок с подноса. Тот неумело защищался. Изо рта у него капустной мочалкой свисал салат. Подбежавший охранник не стал разбираться и выставил обоих на улицу.

– И это тоже к лучшему? – шепнула Даф Эссиорху.

– Разумеется.

– Почему это?

– Не надо было прогуливать уроки! – сказал хранитель, укоризненно указывая на Даф нанизанной на вилку котлетой. – Ссора в кафе – прекрасный повод для знакомства… Интуиция подсказывает мне, что двадцать четыре года спустя их сын Миша уедет в Канаду и запатентует моющее средство для бумажных денег. Бывают, знаете ли, очень грязные бумажки. Печатать новые – лишние хлопоты. А так помыл, и все дела.