Незнакомец мрачно кивнул.
– Нечто подобное я подозревал. И последнее: зачем ты подарил моей подопечной мак?
Однако прежде чем суккуб успел ответить, Зозо, которую вновь захлестнуло негодование, кинулась царапать ему физиономию.
– Так ты не хотел на мне жениться? – крикнула она.
– Нет, нюня моя! И не собирался! Нам больше семи тысяч раз жениться не полагается, а я уже исчерпал лимит! – поспешно ответил Хнык.
Стряхнув с себя руки Зозо, он показал ей язык, завертелся на месте и провалился, задиристо крикнув Эссиорху: «А главного ты так и не узнал, нюня моя!» На полу осталось лишь жирноватое несвежее пятно.
Незнакомец сердито повернулся к Зозо.
– Напрасно вы не сдержались! Он был обязан ответить только на три вопроса, и ухватился за тот, который ничего нам не объяснил! Вот лукавое создание!
– Он больше не вернется? – спросила Зозо.
– Возможно, вернется. Но не думаю, что скоро. Из Тартара путь долгий. Надеюсь, теперь вы будете умнее.
Зозо осторожно покосилась на телефон, взвешивая, не позвонить ли по 03. Хотя нет, тогда придется сдаваться и самой тоже… Уж больно много впечатлений последнего часа не вписываются в формальную логику.
– Как вы здесь очутились? В закрытой квартире? Отвечайте! – спросила она.
До сознания Зозо медленно, но упорно доходила истина. Она стучалась ей в черепную коробку, как запоздалый гость с чахлыми гвоздиками стучит в дверь. Истина состояла в том, что она столкнулась с чем-то необъяснимым, потусторонним, чем-то таким, что никак нельзя осмыслить. В глазах ее появился страх.
– Кто вы? Отвечайте же! Не молчите! – повторила Зозо.
Незнакомец, внимательно наблюдавший за Зозо, заметил перемену в ее настроении и поморщился.
– Ну скажу я, и что это поменяет? Это для вас так важно?
– Представьте себе! Вы так и будете молчать?
– Ну хорошо… Я хранитель Дафны, Эссиорх.
– Хранитель? Это как телохранитель?
– Ну зачем же так опошлять, Зозо?.. Сработала интуиция: я вспомнил о Даф… в общем, долгая история. Скажите спасибо, что я оказался здесь в нужный момент. Я сожалею, Зозо, но вам лучше все забыть.
– Что забыть? Зачем вы подходите ко мне? Я закричу! – взвизгнула Зозо.
– Для вашего же блага… – строго сказал Эссиорх.
Он легко, но вместе с тем властно взял мать Мефодия за плечи, притянул к себе и подул ей на лоб. Затем мягко отпустил руки, сделал шаг назад и исчез.
Зозо пошевелилась и моргнула. Она стояла посреди комнаты и в легком недоумении пыталась вспомнить, что только что собиралась сделать. В мыслях у нее была легкая неразбериха. Все находилось как будто на месте, но чего-то важного, решающе важного не хватало. Вот только чего? Пустота свербила, тревожила. Ищущий взгляд Зозо упал на цветастые корешки фотоальбомов.
– Ага! Фотографии! Обожаю смотреть, какая у Мефочки была челочка! – оживилась Зозо, протягивая руку к полкам.
Ночь Ирка провела на крыше 1-го гуманитарного корпуса Московского университета. Острая крыша главного здания, того, что рисуют на проспектах, подходила для ночевки несколько меньше, хотя две его угловые башни и выглядели вполне аппетитно. Выход на крышу, разумеется, был закрыт, но для валькирии, со второй сущностью лебедя, нет мелких преград. За день крыша нагрелась, и всю ночь отдавала тепло.
Возвращаться домой Ирке не хотелось. Смотреть, как Бабаня разговаривает с пустым креслом, зрелище тяжелое. Самой же садиться в кресло – бррр… Ирку начинало передергивать при одной мысли об этом.
Ирка так долго смотрела на звезды, что ей стало казаться, что она сама на звездах и оттуда смотрит на землю. Мысли куда-то уплывали, дробились, и, сама того не заметив, она ввинтилась в сон, как штопор в тугое яблоко. Ночью, кажется, шел дождь, но капли его услужливо испарялись в воздухе, не касаясь юной валькирии. Ирке же снился Мефодий. Почему-то он нехорошо усмехался, и с ним рядом вертелись две девицы, которые очень, ну просто чудовищно не нравились Ирке. Одну – с длинными пушистыми хвостами, она видела вместе с Мефодием у дома Мошкина. Другую же – темноволосую, решительную – Ирка пока не знала и не представляла, существовала ли девица на самом деле или пришла из сна.
«Так нельзя! – сказал ей укоризненный голос. – Ты светлая. Ты должна любить всех».
«Я и буду любить всех. Но только не этих двух», – отвечала Ирка.
«Это нехорошо!» – осудил голос.
«Ну уж извините! Ничем не могу помочь!» – сказала Ирка.
Утром она впервые научилась материализовать доспехи. Произошло все случайно – ей померещился шум, и она рывком села на крыше. Было уже светло. Солнце стояло не то, чтобы слишком высоко, но уже и не низко.
На крышу поднялся немолодой рабочий в синем халате. Он имел вид человека, батарейки радости которого безнадежно сели. В результате он жил, двигался и работал на одной лишь многолетней привычке и чувстве закаленного пофигизма. Рабочий потрогал антенну, грустно перекурил и, наконец, удалился, захватив с собой моток кабеля. Ирка наблюдала за ним, прячась за вентиляционным выступом. Когда ремонтник ушел, Ирка встала и внезапно была ослеплена блеском нагрудника. Она так и не поняла, когда он возник. Должно быть, в момент, когда ей померещилась угроза. В руке же Ирка обнаружила метательное копье.
Подчиняясь неведомому зову, она подошла к краю крыши. Новым, прежде неведомым, но отчего-то известным ей движением, занесла назад почти прямую руку и метнула дротик, целя в далекий, едва видный с крыши дорожный знак. Копье золотой молнией ушло в небо, пронеслось над оградой, описало дугу и… Ирка готова была поклясться, что увидела, как знак качнулся, став жертвенной мишенью. А потом безо всякого перехода копье вновь оказалось у Ирки в руке. Ей не пришлось даже задумываться, как вернуть его. Она ощутила лишь, как пальцы сжали отполированное древко. Копье нетерпеливо подрагивало. Как пес, только что прибежавший с палкой и теперь вновь распираемый желанием мчаться.